Юрий ЧАРЫШНИКОВ: Эмиграция — это занятие для самоубийц...
О почти мистической истории с иллюстрациями к «Петербургским повестям» Николая Гоголя
Светлана БОЖКО, специально для «Дня»
Одним из главных культурных событий 2008 года можно без преувеличения назвать выпуск издательством «Грани-Т» книги «Петербургские повести» Николая Гоголя, которая успела завоевать гран-при двух конкурсов — Международного «Искусство книги», проводимого в Москве и общенационального «Книга року». К писательскому гению в данном случае присоединился талант Юрия Чарышникова, искусного графика и тонкого психолога. Все иллюстрации в книге — это цикл его литогравюр, созданный более двадцати лет назад. Тогда современники отказались понять увиденный художником гоголевский мир. Работу не приняло ни одно издательство. «Спасти» своего Гоголя Чарышников пытался не один раз, предлагая его издательствам Москвы, Парижа, Нью-Йорка. В то время Чарышников уже стал всемирно известным представителем современного украинского искусства, а также жителем США. Но масштабность и сложность работ отпугивали издателей. Осуществить проект удалось только сейчас в Украине. Издатели пошли на все требования художника: он сам выбирал бумагу для книги, для такого фолианта она должна была быть очень легкой и одновременно плотной, чтобы ни один штрих не превратился в пятно. Вместе с дизайнером Чарышников сидел за компьютером, работая над каждой страницей книги. Главный редактор издательства «Грани-Т» Диана Клочко считает, что в книге удалось сконцентрировать три столетия: текст ХІХ, иллюстрации ХХ и формопринцип книжки ХХІ столетия. О почти мистической истории с иллюстрациями к этой книге, о непростой судьбе художника мы беседуем с Юрием ЧАРЫШНИКОВЫМ.
— Работать над циклом литографий к «Петербургским повестям» я начал в 1979 году по заказу экспериментального отдела издательства «Дніпро». Там работали удивительно творческие люди-единомышленники — Шевченко, Матвеев, Юра Новиков... Классная компания. Через пять лет я выполнил заказ, но комитет по печати работу зарубил. И начались почти мистические мытарства с этими работами...
— В свое время так же неоднозначно воспринималось и творчество самого Гоголя — от восхищения до полного отрицания.
— Сейчас, когда Гоголя нет, мы устраиваем хоровод вокруг его духа, а ведь он был фигурой достаточно противоречивой. Это же дьяволиада самая настоящая. Это та зона, в которую лучше не забираться. Когда много мистики, это становиться опасным.
— Пожар в вашей львовской мастерской — из разряда тех же мистических историй?
— Наверное, да. Огонь уничтожил все литографии к «Петербургским повестям». У меня остались только отсканированные отпечатки и макет книги, который я сделал собственноручно. С ними я и пришел осенью 2007года в киевское издательство «Грани-Т».
— Выходит, оригинальный макет книги с рассыпанными на страницах словами и буквами — это ваше авторское изобретение?
— За долгие годы этот проект обрел реальные формы. Мысленно я держал книгу в руках, листал ее страницы. Я чувствовал ее на ощупь, ощущал запах...
— Издательство вы выбрали случайно?
— Нет, конечно. Дело в том, что вот уже несколько лет подряд я являюсь членом жюри Львовского книжного форума. На одной из выставок меня буквально потряс альбом, посвященный творчеству великого скульптора Иоанна Пинзеля. Я увидел, что «Граням-Т» по силам сделать и мой проект.
—Почему же тогда он оказался непосильным для издательских фирм США и Европы?
— В США такие книги, как «Петербургские повести», не издаются. Издание подобного альбома могут заслужить раз в жизни только единицы всеобще признанных художников. Там вообще отсутствует иллюстрация в таком виде, в каком она есть у нас. Ее заменила компьютерная графика. Чтобы годами скрести иглой, создавая литографии?! Этого в Америке давно уже нет.
— Выходит, ваш талант художника книги в Америке не пригодился?
— Там я работаю с галереями. Пишу картины маслом, акварелью. Создавал инсталляции для модных галерей. За годы, проведенные в эмиграции, заработал шесть золотых медалей международных выставок, среди которых премия «Золотое яблоко» в Братиславе, золотой знак Почета ООН, гран-при — «Золотой карандаш» — конкурса фантастического рисунка в Голливуде и т.д.
— В этих выставках вы принимали участие как художник США или Украины?
— Я всегда остаюсь украинским, я бы даже сказал — славянским художником.
— Где-то там в Америке, говорят, снискал себе славу и художник Сергей Поярков, будоражащий сейчас общественное мнение украинцев своим участием во всевозможных телешоу и светских тусовках.
— Поярков — прекрасный актер. Мы с ним встретились в Голливуде в 1998 году, куда я был приглашен как художник, а он — в качестве члена жюри. Это как раз и был конкурс фантастического рисунка, в котором я получил гран-при. В нем принимали участие 17 тысяч художников из многих стран мира. Свои рисунки-фантасмагории я отправил почтой. В церемонии награждения участвовало полторы тысячи человек. Все — в смокингах. Ковровая дорожка, звучание джазового оркестра, цветы... Потрясающее зрелище. Американцы умеют делать праздники.
— В Москве на церемонии вручения гран-при конкурса «Искусства книги» вас представили как главного художника издательства «Грани-Т». Когда приступили к работе в новом статусе?
— Если честно, еще ничего не решено. Главная моя забота сейчас — найти издателя для цикла работ к «Ветхому завету» Библии, над которыми я трудился несколько лет подряд. В ближайшее время все мои работы этого цикла — акварели, графика — всего 43 листа — будут экспонироваться в здании одного из банков в центре Львова на площади Адама Мицкевича.
— Что вас привлекло в этой теме?
— Графический цикл по Библии для меня — это темы реальной жизни: власть, царь, отношение народа к власти и власти к народу. И почему люди так откровенно увлечены властью? А еще мне интересен человек-созерцатель, который все видит и ничего изменить не может, но все фиксирует, как Вечный Жид. Человек, наблюдающий за происходящим, интересует меня больше всего. Ведь он находится в процессе истории и одновременно — на своем островке, который дает возможность отгородиться от мира.
Уже давно ношу в себе идею создания «Макбета» Шекспира как книги-театра. Ведь «Макбет» — это классика суеты вокруг власти. Но пока эта идея соединения средств анимации, коллажа, видеоизображения с реальными актерами остается только в моем воображении. Единомышленников по воплощению ее в жизнь пока не нашел.
— И что дальше?
— Если быть откровенным, нужно теперь немного денег заработать. Я ведь больше года, оставив все другие проекты, работал над библейской темой.
— Наверное, гонорар в «Гранях-Т» поправил ваше финансовое положение?
— На эту тему лучше не будем говорить. На иллюстрациях к книгам много денег не заработаешь. Постепенно во всем мире художники-графики перешли к живописи, этим и зарабатывают на жизнь. А литографии.. Это колоссальная работа, и она себя не окупает, особенно, если работаешь с иглами. А я работаю только с иглами. Занятие абсолютно бестолковое для жизни.
— Но и не каждый художник-живописец может похвастаться сегодня тем, что его работы продаются.
— Здесь важно имя. В случае с иллюстрациями к Гоголю хорошо то, что книгу широко разрекламировали, чему я, кстати, очень удивлен. Работа странная, она не для массового читателя. А значит, она не может иметь массового успеха.
— Это тот случай, когда вы работаете на развитие искусства книги, графического рисунка.
—Честно говоря, я не ставил такой задачи
— Во Львове, где вы жили до эмиграции и где сейчас бываете наездами, существовала довольно сильная школа художников-графиков. Где сейчас те, с кем вы начинали?
— Друзья-коллеги не просто ушли, они умерли. Хотя никто из них не дожил, как вы понимаете, до возраста глубоких старцев. Люди прошли через огромные потрясения — рухнула империя, в которой, как-то приспособившись, худо-бедно, со своими радостями и заботами жили люди. Все мы плыли на «Титанике», и вдруг «Титаник» затонул. Мир рухнул...
А сколько я пережил трагедий и потрясений! Эмиграция — не лучший выход из положения. Там гибнет масса людей. Я уезжал в 1991 году, когда в стране был полный развал и хаос. Нужно было спасать семью от нищеты. Так по приглашению одного из галерейщиков я приехал в Америку. Правда, вскоре он эту лавку закрыл, а я оказался просто на улице. Это было первое потрясение. Чтобы удержаться на плаву, нужно было предпринять колоссальные усилия. Только через полтора года я смог вызвать к себе семью. Дети в Америке тяжело болели. Одна из дочерей чуть не потеряла зрение. Это была самая тяжелая плата за эмиграцию. Эмиграция — это занятие для самоубийц. Слава Богу, удалось как-то выстоять, выжить.
— Дети стали художниками?
— Не приведи господь. Младшая учится в университете на журналистике. Старшая — медик, специалист по ультразвуковому обследованию. Живем мы в штате Нью-Джерси, рядом с Нью-Йорком. В Украину дочери приезжать не собираются. Это у меня — свои сантименты. Во Львове я сохранил мастерскую. Живу здесь наездами, по полгода. Больше не получается, тянет к семье...
О почти мистической истории с иллюстрациями к «Петербургским повестям» Николая Гоголя
Светлана БОЖКО, специально для «Дня»
Одним из главных культурных событий 2008 года можно без преувеличения назвать выпуск издательством «Грани-Т» книги «Петербургские повести» Николая Гоголя, которая успела завоевать гран-при двух конкурсов — Международного «Искусство книги», проводимого в Москве и общенационального «Книга року». К писательскому гению в данном случае присоединился талант Юрия Чарышникова, искусного графика и тонкого психолога. Все иллюстрации в книге — это цикл его литогравюр, созданный более двадцати лет назад. Тогда современники отказались понять увиденный художником гоголевский мир. Работу не приняло ни одно издательство. «Спасти» своего Гоголя Чарышников пытался не один раз, предлагая его издательствам Москвы, Парижа, Нью-Йорка. В то время Чарышников уже стал всемирно известным представителем современного украинского искусства, а также жителем США. Но масштабность и сложность работ отпугивали издателей. Осуществить проект удалось только сейчас в Украине. Издатели пошли на все требования художника: он сам выбирал бумагу для книги, для такого фолианта она должна была быть очень легкой и одновременно плотной, чтобы ни один штрих не превратился в пятно. Вместе с дизайнером Чарышников сидел за компьютером, работая над каждой страницей книги. Главный редактор издательства «Грани-Т» Диана Клочко считает, что в книге удалось сконцентрировать три столетия: текст ХІХ, иллюстрации ХХ и формопринцип книжки ХХІ столетия. О почти мистической истории с иллюстрациями к этой книге, о непростой судьбе художника мы беседуем с Юрием ЧАРЫШНИКОВЫМ.
— Работать над циклом литографий к «Петербургским повестям» я начал в 1979 году по заказу экспериментального отдела издательства «Дніпро». Там работали удивительно творческие люди-единомышленники — Шевченко, Матвеев, Юра Новиков... Классная компания. Через пять лет я выполнил заказ, но комитет по печати работу зарубил. И начались почти мистические мытарства с этими работами...
— В свое время так же неоднозначно воспринималось и творчество самого Гоголя — от восхищения до полного отрицания.
— Сейчас, когда Гоголя нет, мы устраиваем хоровод вокруг его духа, а ведь он был фигурой достаточно противоречивой. Это же дьяволиада самая настоящая. Это та зона, в которую лучше не забираться. Когда много мистики, это становиться опасным.
— Пожар в вашей львовской мастерской — из разряда тех же мистических историй?
— Наверное, да. Огонь уничтожил все литографии к «Петербургским повестям». У меня остались только отсканированные отпечатки и макет книги, который я сделал собственноручно. С ними я и пришел осенью 2007года в киевское издательство «Грани-Т».
— Выходит, оригинальный макет книги с рассыпанными на страницах словами и буквами — это ваше авторское изобретение?
— За долгие годы этот проект обрел реальные формы. Мысленно я держал книгу в руках, листал ее страницы. Я чувствовал ее на ощупь, ощущал запах...
— Издательство вы выбрали случайно?
— Нет, конечно. Дело в том, что вот уже несколько лет подряд я являюсь членом жюри Львовского книжного форума. На одной из выставок меня буквально потряс альбом, посвященный творчеству великого скульптора Иоанна Пинзеля. Я увидел, что «Граням-Т» по силам сделать и мой проект.
—Почему же тогда он оказался непосильным для издательских фирм США и Европы?
— В США такие книги, как «Петербургские повести», не издаются. Издание подобного альбома могут заслужить раз в жизни только единицы всеобще признанных художников. Там вообще отсутствует иллюстрация в таком виде, в каком она есть у нас. Ее заменила компьютерная графика. Чтобы годами скрести иглой, создавая литографии?! Этого в Америке давно уже нет.
— Выходит, ваш талант художника книги в Америке не пригодился?
— Там я работаю с галереями. Пишу картины маслом, акварелью. Создавал инсталляции для модных галерей. За годы, проведенные в эмиграции, заработал шесть золотых медалей международных выставок, среди которых премия «Золотое яблоко» в Братиславе, золотой знак Почета ООН, гран-при — «Золотой карандаш» — конкурса фантастического рисунка в Голливуде и т.д.
— В этих выставках вы принимали участие как художник США или Украины?
— Я всегда остаюсь украинским, я бы даже сказал — славянским художником.
— Где-то там в Америке, говорят, снискал себе славу и художник Сергей Поярков, будоражащий сейчас общественное мнение украинцев своим участием во всевозможных телешоу и светских тусовках.
— Поярков — прекрасный актер. Мы с ним встретились в Голливуде в 1998 году, куда я был приглашен как художник, а он — в качестве члена жюри. Это как раз и был конкурс фантастического рисунка, в котором я получил гран-при. В нем принимали участие 17 тысяч художников из многих стран мира. Свои рисунки-фантасмагории я отправил почтой. В церемонии награждения участвовало полторы тысячи человек. Все — в смокингах. Ковровая дорожка, звучание джазового оркестра, цветы... Потрясающее зрелище. Американцы умеют делать праздники.
— В Москве на церемонии вручения гран-при конкурса «Искусства книги» вас представили как главного художника издательства «Грани-Т». Когда приступили к работе в новом статусе?
— Если честно, еще ничего не решено. Главная моя забота сейчас — найти издателя для цикла работ к «Ветхому завету» Библии, над которыми я трудился несколько лет подряд. В ближайшее время все мои работы этого цикла — акварели, графика — всего 43 листа — будут экспонироваться в здании одного из банков в центре Львова на площади Адама Мицкевича.
— Что вас привлекло в этой теме?
— Графический цикл по Библии для меня — это темы реальной жизни: власть, царь, отношение народа к власти и власти к народу. И почему люди так откровенно увлечены властью? А еще мне интересен человек-созерцатель, который все видит и ничего изменить не может, но все фиксирует, как Вечный Жид. Человек, наблюдающий за происходящим, интересует меня больше всего. Ведь он находится в процессе истории и одновременно — на своем островке, который дает возможность отгородиться от мира.
Уже давно ношу в себе идею создания «Макбета» Шекспира как книги-театра. Ведь «Макбет» — это классика суеты вокруг власти. Но пока эта идея соединения средств анимации, коллажа, видеоизображения с реальными актерами остается только в моем воображении. Единомышленников по воплощению ее в жизнь пока не нашел.
— И что дальше?
— Если быть откровенным, нужно теперь немного денег заработать. Я ведь больше года, оставив все другие проекты, работал над библейской темой.
— Наверное, гонорар в «Гранях-Т» поправил ваше финансовое положение?
— На эту тему лучше не будем говорить. На иллюстрациях к книгам много денег не заработаешь. Постепенно во всем мире художники-графики перешли к живописи, этим и зарабатывают на жизнь. А литографии.. Это колоссальная работа, и она себя не окупает, особенно, если работаешь с иглами. А я работаю только с иглами. Занятие абсолютно бестолковое для жизни.
— Но и не каждый художник-живописец может похвастаться сегодня тем, что его работы продаются.
— Здесь важно имя. В случае с иллюстрациями к Гоголю хорошо то, что книгу широко разрекламировали, чему я, кстати, очень удивлен. Работа странная, она не для массового читателя. А значит, она не может иметь массового успеха.
— Это тот случай, когда вы работаете на развитие искусства книги, графического рисунка.
—Честно говоря, я не ставил такой задачи
— Во Львове, где вы жили до эмиграции и где сейчас бываете наездами, существовала довольно сильная школа художников-графиков. Где сейчас те, с кем вы начинали?
— Друзья-коллеги не просто ушли, они умерли. Хотя никто из них не дожил, как вы понимаете, до возраста глубоких старцев. Люди прошли через огромные потрясения — рухнула империя, в которой, как-то приспособившись, худо-бедно, со своими радостями и заботами жили люди. Все мы плыли на «Титанике», и вдруг «Титаник» затонул. Мир рухнул...
А сколько я пережил трагедий и потрясений! Эмиграция — не лучший выход из положения. Там гибнет масса людей. Я уезжал в 1991 году, когда в стране был полный развал и хаос. Нужно было спасать семью от нищеты. Так по приглашению одного из галерейщиков я приехал в Америку. Правда, вскоре он эту лавку закрыл, а я оказался просто на улице. Это было первое потрясение. Чтобы удержаться на плаву, нужно было предпринять колоссальные усилия. Только через полтора года я смог вызвать к себе семью. Дети в Америке тяжело болели. Одна из дочерей чуть не потеряла зрение. Это была самая тяжелая плата за эмиграцию. Эмиграция — это занятие для самоубийц. Слава Богу, удалось как-то выстоять, выжить.
— Дети стали художниками?
— Не приведи господь. Младшая учится в университете на журналистике. Старшая — медик, специалист по ультразвуковому обследованию. Живем мы в штате Нью-Джерси, рядом с Нью-Йорком. В Украину дочери приезжать не собираются. Это у меня — свои сантименты. Во Львове я сохранил мастерскую. Живу здесь наездами, по полгода. Больше не получается, тянет к семье...
______________________________
Юрий Чарышников: «Я не Данте... Я добрее»
Евгений ГУЦУЛ
Львовско-нью-йоркский художник-график Юрий ЧАРЫШНИКОВ украинской публике известен. Особенно громкий медийный шум сопровождал эту творческую личность пару лет назад, когда проиллюстрированные Чарышниковым и изданные «Грані-Т» «Петербургские повести» Гоголя сначала были признаны «Лучшей книгой Украины-2008» Госкомтелерадио, а затем отмечены Гран-при V Международного конкурса «Искусство книги» на Московской международной книжной выставке-ярмарке.
В начале июля в Киеве прошла отдельная презентация гоголевских «Записок сумасшедшего» в графическом исполнении Чарышникова. А осенью (ориентировочно в сентябре) «Грані-Т» готовятся представить новую книгу «Корабль дураков» Себастиана Брандта с иллюстрациями экс-львовянина.
В июне — июле, прилетев из США, художник «подтягивал» с киевскими компьютерщиками рисунки. Но даже в той суматошной обстановке нашел время дать эксклюзивное интервью еженедельнику «2000», в котором рассказал о новом альбоме и рабочих буднях в Америке.
Евгений ГУЦУЛ
Львовско-нью-йоркский художник-график Юрий ЧАРЫШНИКОВ украинской публике известен. Особенно громкий медийный шум сопровождал эту творческую личность пару лет назад, когда проиллюстрированные Чарышниковым и изданные «Грані-Т» «Петербургские повести» Гоголя сначала были признаны «Лучшей книгой Украины-2008» Госкомтелерадио, а затем отмечены Гран-при V Международного конкурса «Искусство книги» на Московской международной книжной выставке-ярмарке.
В начале июля в Киеве прошла отдельная презентация гоголевских «Записок сумасшедшего» в графическом исполнении Чарышникова. А осенью (ориентировочно в сентябре) «Грані-Т» готовятся представить новую книгу «Корабль дураков» Себастиана Брандта с иллюстрациями экс-львовянина.
В июне — июле, прилетев из США, художник «подтягивал» с киевскими компьютерщиками рисунки. Но даже в той суматошной обстановке нашел время дать эксклюзивное интервью еженедельнику «2000», в котором рассказал о новом альбоме и рабочих буднях в Америке.
«Кораблю дураков» — большое плаванье!
— Юрий Иванович, вы иллюстрировали «Корабль дураков» Брандта, хотя в мире литературы есть и другие книги с тем же названием — авторства Кэтрин Энн Портер, Александра Бушкова... Почему вас заинтересовали именно эти «дураки»?
— Возможно, потому что там наряду с трагизмом присутствует юмор. Когда-то давно я работал в этом жанре. Мне удавались шаржи, гротеск. Нравилось. Правда, сделал немного. Рисунки для «Бравого солдата Швейка», что-то еще. Сейчас же возникло желание восполнить недостаток внимания к этому жанру. И потом я очень люблю острые темы, острые повороты. У Брандта все это есть.
— Поэтому до вас его иллюстрировали другие художники? Что они недосказали, что за произведение взялись еще и вы? Мне представляется, если художник берется за уже разработанную тему, тем самым он заявляет, что может сделать лучше.
— Я знаю только гравюры немца — современника Брандта. Но это классика готических времен. А мы, слава Богу, живем в XXI веке. Поэтому и иллюстрирование должно быть иным. Своими рисунками я никому никаких вызовов делать не собирался. Просто в этот момент мои представления о жизни стали перекликаться с содержанием книги.
— «Корабль...», несомненно, классика. А отраженные классикой проблемы, как известно, актуальны для любого времени. Что из описанного Брандтом важно для нашего современника? Например, я нашел о книге, в частности, такое: «Автор «Корабля дураков» сетует на то, что о человеке судят не по его достоинствам, а по его достатку. (...) Брандт скорбит, что над миром воцарился его величество Господин Пфенниг!» Эти идеи вы отразили в своих иллюстрациях?
— Нет. Я не ставил задачу выявлять, намного ли богатый глупее бедного. По-моему, идея о том, что достоинство находится в каком-то особом конфликте с достатком, не универсальна. Тут нет прямой зависимости — бедный тоже может быть беспробудно тупым. Идея о «Господине Пфенниге», который где-то там «воцарился», не новость. В этом смысле «Корабль...» был бомбой для современников Брандта. А на сегодняшний день такие идеи — это очень банально и наивно. Я старался проходить мимо «углов», которые давно известны и привычны, как старые гнилые зубы.
— Насчет пфеннига я бы не сказал, что это такие уж «гнилые зубы». Несколько поколений наших с вами соотечественников сформировались в среде, где отношения между людьми строились на немеркантильной основе. А в известный момент всех переориентировали на доллар (пфенниг). Эта смена векторов до сих пор множит драмы и трагедии. По-моему, достаточно острый поворот.
— Для вас это фундаментально — для меня нет. И как художник я имею право не разрабатывать это направление.
— Одна из особенностей сатиры Брандта — ее антикатолический характер...
— «Корабль...» создан накануне Реформации. Какой смысл бороться с католицизмом сегодня? Расчищать дорогу протестантизму или тоталитарным сектам? Тогда время было другое. Что общего сейчас между Средневековьем и нами?
— Общего совсем немало. Уровень образованности катастрофически деградирует. Библиотек все меньше — церквей все больше. Аттестаты, дипломы, звания, депутатские мандаты всех уровней продаются, как индульгенции. Предметом торга стали приходы и позиции в церковной иерархии. Коррупционеры и нувориши спонсируют ту или иную конфессию в расчете если не на отпущение грехов, то на голоса избирателей. Вы не видите, как сейчас нас окунают в новое «Средневековье»?
— Вижу... Вот жду, когда начнут топить и жечь ведьм. Да, в «Корабле...» религиозный аспект присутствует. Но он для меня — один из маленьких эпизодов, всего лишь частность. А обобщающим моментом в этой книге я нахожу безумие, абсурдность, отсутствие смысла во всем. Эту идею я старался передать главным образом через картину «Сражение», где какие-то странные идиоты с выпученными глазами бьют друг друга какими-то предметами, бьют непонятно зачем.
Собственно, и корабля-то как такового нет. Это не корабль: вроде парусник, но с такими парусами никуда не уплыть, пародия на паруса. Этот якобы корабль — абсурдная конструкция, которая перемалывает несчастных. Не буквальный корабль — некая идея. Обманчивая, иллюзорная идея, которая мотивирует человечество к активности на протяжении всего его существования. Но на самом деле это движение в никуда. А нам кажется, что мы плывем, что у нас есть цель и нужно ее достичь любой ценой, даже если в океане буря.
Но судно никуда не плывет. Потому что мы не знаем, для чего и куда плывем. Но это еще полбеды: у нас нет капитана, и наше якобы судно никем не управляется. Это не средство преодоления водных просторов, не средство открывания новых земель.
Естественный финал — кораблекрушение. И остается один персонаж, который за всем наблюдает. Этот, скажем так, наблюдатель появляется дважды. Один раз предстает в облике самого Брандта, гуманиста, человека эпохи Возрождения... Будем полагать, что это Брандт — я же не рисовал его с натуры. Другой раз я подаю этого наблюдателя в облике то ли философа, то ли сумасшедшего, то ли просто нищего. Он единственный, кто понимает бессмысленность суматохи, но изменить ничего не может.
Писатель высмеивает общество, в котором он жил, находя всех глупцами, а потом приходит к заключению, что и сам такой же. Мне это очень понравилось. Потому что я пришел к такому же заключению.
— «Сам дурак»?
— Абсолютно. К сожалению. Ведь я тоже что-то делаю, к чему-то стремлюсь, за что-то борюсь, иду на жертвы, получаю со всех сторон... А если над всем подняться, заглянуть в перспективу, то свет в конце тоннеля по большому счету не просматривается.
— Идея абсурдности жизни, если пользоваться вашими определениями, также достаточно «старые зубы». У Екклесиаста: «Нет ничего нового под Солнцем!», «Суета сует! Все — суета!». Не видит в жизни смысла буддизм. Павел говорил, что на те или иные поступки людей толкают «духи». Спиноза догадался, что наши желания — не наши желания. На абсурдности жизни построен экзистенциализм. Неодарвинизм нашел всему теоретическое обоснование: на уровне жизни всем заправляют генетические программы; гены, сменяя организмы, устремлены в будущее...
— А зачем в конечном итоге самим генам будущее, неодарвинисты знают? В любом случае достоянием масс идея абсурдности жизни не стала. Посмотрите вокруг: все чем-то заняты, на что-то заряжены, имеют планы, полны энтузиазма. А кто этого не демонстрирует, тот считает, что ему просто не повезло. Осознания абсурдности жизни у подавляющего большинства людей нет, даже в буддистских странах. Не вижу я там массового отказа от жизни, массового впадения в нирвану.
Так что идею нахожу вполне актуальной и пригодной для эстетического осмысления, для донесения до как можно большего числа людей.
— А мне кажется, ваш «Корабль...» впору запретить — как средство распространения пессимизма и уныния. Хотя бы в молодой аудитории. В иудаизме Екклесиаста до 40 лет запрещали читать.
— Ваше право.
— У Брандта все людские пороки — следствие природной человеческой глупости, которую можно обуздать только возвращением к неискаженному католицизмом учению Христа. Получается, что вы автора неслабо переосмыслили — ломаете как минимум мои представления об иллюстрировании. По идее художник должен откликаться на инициативу либо писателя, либо издательства, а вы используете писательское произведение только как повод для иллюстрирования ваших представлений о жизни.
— Да, и это тоже. Действительно, не очень типичная ситуация.
— Жизнь абсурдна, подавляющее число землян — идиоты, они этого не видят. И вы, вспомнив свои навыки в гротеске, потешаетесь над несчастными?
— Ради Бога, не думайте, что я издеваюсь над человечеством. Я же не Данте! Не беру на себя такую миссию. Да и Брандт не всегда дает для этого повод. «Корабль...» при всей своей насмешливости и издевательстве над тупицами все-таки содержит некую поэтичность образов, характерную для очень многих людей. Многие хотели состояться, но им это не удалось или они состоялись совершенно в другом качестве.
Например, в Штатах 60% работающих недовольны своей работой, это не их любимое занятие, они просто ходят, отбывают и получают зарплату за это. Это очень серьезный момент, который в конце концов оборачивается насилием в обществе. Первым звеном общества, которое становится жертвой такого напряжения, становится семья. Там пять тысяч человек ежегодно избивают друг друга, на Украине еще больше — 10 тысяч. Но если взять во внимание количество населения в США и в Украине, то тут бытового насилия значительно больше. Над чем тут потешаться? Сострадать нужно.
— Вы нарисовали в «Дураках...» философа. В публикации о вас написано, что вы в Школе искусств в Филадельфии читали курс лекций «Мистика и метафизика». В двух словах, в чем содержание лекций?
— Этот курс я читал в Киеве, в Академии искусств в 1991 г. На мой взгляд, работа в искусстве без мистики и метафизики невозможна. Потому что мы создаем мир несуществующий. Для многих людей этот мир буквально не существует. Мы живем в некоем своем мире и порождаем нечто... Есть тайны, которые нам неведомы. И задача искусства — к этим тайнам хотя бы приблизиться.
— Студентам вы рассказываете о мистике и метафизике, а сами, как я обнаружил, на досуге любите читать Бертрана Рассела. А зрелый Рассел исповедовал неопозитивизм, т. е. считал, что заключения можно делать только на основании экспериментальных данных, и отрицательно относился к христианству, которое без мистики рассыпается.
— Мне интересно все: и непостижимое, и постижимое.
— Возможно, потому что там наряду с трагизмом присутствует юмор. Когда-то давно я работал в этом жанре. Мне удавались шаржи, гротеск. Нравилось. Правда, сделал немного. Рисунки для «Бравого солдата Швейка», что-то еще. Сейчас же возникло желание восполнить недостаток внимания к этому жанру. И потом я очень люблю острые темы, острые повороты. У Брандта все это есть.
— Поэтому до вас его иллюстрировали другие художники? Что они недосказали, что за произведение взялись еще и вы? Мне представляется, если художник берется за уже разработанную тему, тем самым он заявляет, что может сделать лучше.
— Я знаю только гравюры немца — современника Брандта. Но это классика готических времен. А мы, слава Богу, живем в XXI веке. Поэтому и иллюстрирование должно быть иным. Своими рисунками я никому никаких вызовов делать не собирался. Просто в этот момент мои представления о жизни стали перекликаться с содержанием книги.
— «Корабль...», несомненно, классика. А отраженные классикой проблемы, как известно, актуальны для любого времени. Что из описанного Брандтом важно для нашего современника? Например, я нашел о книге, в частности, такое: «Автор «Корабля дураков» сетует на то, что о человеке судят не по его достоинствам, а по его достатку. (...) Брандт скорбит, что над миром воцарился его величество Господин Пфенниг!» Эти идеи вы отразили в своих иллюстрациях?
— Нет. Я не ставил задачу выявлять, намного ли богатый глупее бедного. По-моему, идея о том, что достоинство находится в каком-то особом конфликте с достатком, не универсальна. Тут нет прямой зависимости — бедный тоже может быть беспробудно тупым. Идея о «Господине Пфенниге», который где-то там «воцарился», не новость. В этом смысле «Корабль...» был бомбой для современников Брандта. А на сегодняшний день такие идеи — это очень банально и наивно. Я старался проходить мимо «углов», которые давно известны и привычны, как старые гнилые зубы.
— Насчет пфеннига я бы не сказал, что это такие уж «гнилые зубы». Несколько поколений наших с вами соотечественников сформировались в среде, где отношения между людьми строились на немеркантильной основе. А в известный момент всех переориентировали на доллар (пфенниг). Эта смена векторов до сих пор множит драмы и трагедии. По-моему, достаточно острый поворот.
— Для вас это фундаментально — для меня нет. И как художник я имею право не разрабатывать это направление.
— Одна из особенностей сатиры Брандта — ее антикатолический характер...
— «Корабль...» создан накануне Реформации. Какой смысл бороться с католицизмом сегодня? Расчищать дорогу протестантизму или тоталитарным сектам? Тогда время было другое. Что общего сейчас между Средневековьем и нами?
— Общего совсем немало. Уровень образованности катастрофически деградирует. Библиотек все меньше — церквей все больше. Аттестаты, дипломы, звания, депутатские мандаты всех уровней продаются, как индульгенции. Предметом торга стали приходы и позиции в церковной иерархии. Коррупционеры и нувориши спонсируют ту или иную конфессию в расчете если не на отпущение грехов, то на голоса избирателей. Вы не видите, как сейчас нас окунают в новое «Средневековье»?
— Вижу... Вот жду, когда начнут топить и жечь ведьм. Да, в «Корабле...» религиозный аспект присутствует. Но он для меня — один из маленьких эпизодов, всего лишь частность. А обобщающим моментом в этой книге я нахожу безумие, абсурдность, отсутствие смысла во всем. Эту идею я старался передать главным образом через картину «Сражение», где какие-то странные идиоты с выпученными глазами бьют друг друга какими-то предметами, бьют непонятно зачем.
Собственно, и корабля-то как такового нет. Это не корабль: вроде парусник, но с такими парусами никуда не уплыть, пародия на паруса. Этот якобы корабль — абсурдная конструкция, которая перемалывает несчастных. Не буквальный корабль — некая идея. Обманчивая, иллюзорная идея, которая мотивирует человечество к активности на протяжении всего его существования. Но на самом деле это движение в никуда. А нам кажется, что мы плывем, что у нас есть цель и нужно ее достичь любой ценой, даже если в океане буря.
Но судно никуда не плывет. Потому что мы не знаем, для чего и куда плывем. Но это еще полбеды: у нас нет капитана, и наше якобы судно никем не управляется. Это не средство преодоления водных просторов, не средство открывания новых земель.
Естественный финал — кораблекрушение. И остается один персонаж, который за всем наблюдает. Этот, скажем так, наблюдатель появляется дважды. Один раз предстает в облике самого Брандта, гуманиста, человека эпохи Возрождения... Будем полагать, что это Брандт — я же не рисовал его с натуры. Другой раз я подаю этого наблюдателя в облике то ли философа, то ли сумасшедшего, то ли просто нищего. Он единственный, кто понимает бессмысленность суматохи, но изменить ничего не может.
Писатель высмеивает общество, в котором он жил, находя всех глупцами, а потом приходит к заключению, что и сам такой же. Мне это очень понравилось. Потому что я пришел к такому же заключению.
— «Сам дурак»?
— Абсолютно. К сожалению. Ведь я тоже что-то делаю, к чему-то стремлюсь, за что-то борюсь, иду на жертвы, получаю со всех сторон... А если над всем подняться, заглянуть в перспективу, то свет в конце тоннеля по большому счету не просматривается.
— Идея абсурдности жизни, если пользоваться вашими определениями, также достаточно «старые зубы». У Екклесиаста: «Нет ничего нового под Солнцем!», «Суета сует! Все — суета!». Не видит в жизни смысла буддизм. Павел говорил, что на те или иные поступки людей толкают «духи». Спиноза догадался, что наши желания — не наши желания. На абсурдности жизни построен экзистенциализм. Неодарвинизм нашел всему теоретическое обоснование: на уровне жизни всем заправляют генетические программы; гены, сменяя организмы, устремлены в будущее...
— А зачем в конечном итоге самим генам будущее, неодарвинисты знают? В любом случае достоянием масс идея абсурдности жизни не стала. Посмотрите вокруг: все чем-то заняты, на что-то заряжены, имеют планы, полны энтузиазма. А кто этого не демонстрирует, тот считает, что ему просто не повезло. Осознания абсурдности жизни у подавляющего большинства людей нет, даже в буддистских странах. Не вижу я там массового отказа от жизни, массового впадения в нирвану.
Так что идею нахожу вполне актуальной и пригодной для эстетического осмысления, для донесения до как можно большего числа людей.
— А мне кажется, ваш «Корабль...» впору запретить — как средство распространения пессимизма и уныния. Хотя бы в молодой аудитории. В иудаизме Екклесиаста до 40 лет запрещали читать.
— Ваше право.
— У Брандта все людские пороки — следствие природной человеческой глупости, которую можно обуздать только возвращением к неискаженному католицизмом учению Христа. Получается, что вы автора неслабо переосмыслили — ломаете как минимум мои представления об иллюстрировании. По идее художник должен откликаться на инициативу либо писателя, либо издательства, а вы используете писательское произведение только как повод для иллюстрирования ваших представлений о жизни.
— Да, и это тоже. Действительно, не очень типичная ситуация.
— Жизнь абсурдна, подавляющее число землян — идиоты, они этого не видят. И вы, вспомнив свои навыки в гротеске, потешаетесь над несчастными?
— Ради Бога, не думайте, что я издеваюсь над человечеством. Я же не Данте! Не беру на себя такую миссию. Да и Брандт не всегда дает для этого повод. «Корабль...» при всей своей насмешливости и издевательстве над тупицами все-таки содержит некую поэтичность образов, характерную для очень многих людей. Многие хотели состояться, но им это не удалось или они состоялись совершенно в другом качестве.
Например, в Штатах 60% работающих недовольны своей работой, это не их любимое занятие, они просто ходят, отбывают и получают зарплату за это. Это очень серьезный момент, который в конце концов оборачивается насилием в обществе. Первым звеном общества, которое становится жертвой такого напряжения, становится семья. Там пять тысяч человек ежегодно избивают друг друга, на Украине еще больше — 10 тысяч. Но если взять во внимание количество населения в США и в Украине, то тут бытового насилия значительно больше. Над чем тут потешаться? Сострадать нужно.
— Вы нарисовали в «Дураках...» философа. В публикации о вас написано, что вы в Школе искусств в Филадельфии читали курс лекций «Мистика и метафизика». В двух словах, в чем содержание лекций?
— Этот курс я читал в Киеве, в Академии искусств в 1991 г. На мой взгляд, работа в искусстве без мистики и метафизики невозможна. Потому что мы создаем мир несуществующий. Для многих людей этот мир буквально не существует. Мы живем в некоем своем мире и порождаем нечто... Есть тайны, которые нам неведомы. И задача искусства — к этим тайнам хотя бы приблизиться.
— Студентам вы рассказываете о мистике и метафизике, а сами, как я обнаружил, на досуге любите читать Бертрана Рассела. А зрелый Рассел исповедовал неопозитивизм, т. е. считал, что заключения можно делать только на основании экспериментальных данных, и отрицательно относился к христианству, которое без мистики рассыпается.
— Мне интересно все: и непостижимое, и постижимое.
Америка-арт
— Почему вы работаете в США, а иллюстрации издаете в Украине?
— Самому в Штатах издаваться непосильно — это очень дорого. Здесь, в Киеве, я за 600 долл. могу отпечатать книгу в очень хорошей типографии. А там кто возьмется?.. Я не уверен, что нашел бы издателя для «Петербургских повестей», «Записок сумасшедшего», «Корабля дураков»... Там подобное дают только очень знаменитому человеку. Мало того, очень знаменитому человеку, максимально чувствующему специфику американского мышления.
Чтобы заинтересовать американцев, «Корабль...» должен быть другой по характеру — более занимательным, смешным. Карлики прыгали бы друг через друга, хватали один другого за хвост. Я должен был бы уподобить «Корабль...» «Микки-Маусу». Американский зритель к изобразительному искусству подготовлен через мультипликацию, и художники-мастера делают ее классно. Американцы любят забавное, развлекательное и не склонны мудрствовать, ломать мозги. Кафка со своим усложненным и болезненным миром не их автор.
Но то, что часто показывает Голливуд, — это необязательно распространяется на всю культуру Америки. В их издательствах цензура, как у нас во времена Сталина! «Так делать нельзя! Нет, дети это не поймут!.. А это что? Черный, но у него белое лицо? Это что — расистский намек? Вы издеваетесь над этой этнической группой? А вот здесь... Вы знаете, она очень похожа на известную киноактрису. Вы что, ее срисовали? Нет, это невозможно, она подаст на нас в суд!»
Разница только в том, что во времена Сталина вкусы масс подтягивали к нужной идеологии, а в Штатах любую идею подстраивают под вкусы масс. В американском издательском деле от художника требуют делать «шоколад-шоколад-шоколад»: «Дети любят сладкое, и мамочки любят сладкое!» Поэтому ходы, которые предпочитаю я, там не проходят. А мне потакать подобным вкусам неинтересно — я ставлю перед собой другие задачи, связанные с раскрытием философии текстов. Впрочем, сегодня тиражи, связанные с изобразительным искусством, в Штатах значительно падают. Потому что дети прикипели к компьютерам, не хотят ни читать, ни даже смотреть картинки. Они смотрят картинки на компьютере, а не в книге.
— А как обстоят дела во взаимоотношениях художников с галерейщиками? Капиталистические галереи, насколько известно, ориентируются преимущественно на коллекционеров, а у этой публики вкусы как будто повыше обывательских. Ведь изобразительное искусство нередко выступает как сфера капиталовложений.
— В Штатах полный диктат галерейщика. Только в Нью-Йорке 700 галерей — но и художников 90 тыс., а в Америке — 5 млн.! Ежедневно толпы художников пробиваются в галереи со своим портфолио. И если галеристу не нравится хоть что-то, с нашим братом особо не церемонятся. Мало того, не в каждую галерею попадете. Вы там просто не нужны ни как зритель, ни как спец. Они перебирают не только художниками, но и посетителями, любителями искусства. Есть своя клиентура, которая сложилась на протяжении длительного времени. Эти люди приходят постоянно или присылают своих агентов. Это совершенно другая система. Вообще все другое! Ничего общего с ситуацией в Украине! Украина — «велике село»!
Есть галереи совершенно потрясающие! Я был в такой в Лос-Анджелесе. Продавалась литография Матисса. Неизвестно, Матисс это делал или кто, ну, под Матисса. Начальная цена — 100 тыс. Цены сумасшедшие! Была еще какая-то вещь, не помню... Полтора миллиона. И это не предел. Есть галереи, которые специализируются на реалистическом искусстве (портреты, пейзажи и пр.), на абстрактном... Продается все, что человечество сотворило на протяжении всей своей истории, вплоть до египетских мумий какой-нибудь кошки, ребенка или второразрядного фараона! Галереи Нью-Йорка — это целый мир! Причем мир очень профессиональный.
— Произведения авторов прошлого или артефакты — это мистификация или оригиналы?
— И то и другое.
— Вам посчастливилось попасть в крупную галерею в качестве зрителя. А в качестве художника?
— Я работал с несколькими галереями, выставлялся. Правда, не с самыми крутыми. В Америке художник, желающий быть известным и интенсивно покупаемым, должен массу времени и энергии отвлекать от творчества на тусовки. И неважно, хочется или нет.
— Какую часть времени американского художника отнимают эти тусовки? Большую, чем само творчество?
— Да. Надо еще поддавать наркотики, вести эпатажный образ жизни. И, желательно, быть «голубым».
— Не хочется «расширять сознание»? Какой-то вы «непрогрессивный»...
— Не хочется. Как-то не нуждаюсь.
— Вы несколько раз выставлялись в Штатах. Какой была критика?
— Критику вы покупаете. Или галерея, которая вас представляет, если вы достаточно раскрученный. Допустим, в «Нью-Йорк таймс» небольшая публикация стоит 3 тыс. долл. Публикация в журнале для коллекционеров и по современному искусству (совмещено несколько изданий) — 8 тыс. долл. Это было 10 лет назад. Сейчас все существенно подорожало. Мне предлагали такие публикации, и эти предложения, в общем, были признанием, без сомнения. Но денег не было...
Если критику заплатили, он уже не напишет, что вы полный идиот, а мягко это обойдет. Все заказывается. Ну а если «Нью-Йорк таймс» скажет, что ты гений, все — капец, ты улетаешь в небеса!
— И это хваленая американская незаангажированная пресса?!
— Там очень много вещей, которые не вписываются в представления нашего человека о совершенстве и справедливости.
— Что изменяется, если воспользоваться услугами агента?
— Что агент, если в связи с кризисом работы становится все меньше! Не так давно агент моему коллеге принес заказ — изготовить макеты открыток к Рождеству... Но если уж он работу нашел, то заплатит, половина — ему, половина — художнику. В Украине агентов я пока не видел, а издательства художникам платят гроши. Здесь вообще грабеж среди бела дня.
— По-вашему, издатели такие, галеристы сякие, агенты никакие. Не может быть, что вы рассказываете про «зеленый виноград»?
— У многих людей искусства из Старого Света отношения с Америкой не сложились. Неважно даже, из соцлагеря они или из капстраны. Примеров, когда Америка не приняла достойных мастеров, много. Упомяну только одного европейского деятеля искусств — Брехт. Он в Америке не получил желательного контакта со зрителем. Они не понимали его гротеск. Поэтому он там не прижился...
А я в придачу ко всему еще и график. Графика в Америке не ценится. Не вызывает у галерейщиков большого восторга, потому что это бумага. Все, что сделано на бумаге, особого хода не имеет. Нужны холст, масло и...
— ...Мрамор, бронза?
— Да. А я камерный художник и люблю графику. Ну есть художники с такой наклонностью! Графика более ориентирована на рациональное начало, на поиск смыслов. Мне жена советует, чтобы я делал попроще... А мне неинтересно проще делать! Уже и младшая дочь говорит: «Папа, мы знаем, что ты гениальный. Но где деньги? Что ты делаешь? Это никто не покупает, никто не понимает!»
Но, помимо рыночных механизмов, западное искусство имеет еще и такое мерило, как конкурсы, фестивали, бьеннале. Работая за границей, я был отмечен — прошу прощения за вынужденную нескромность — рядом наград, в числе которых премия «Золотое яблоко» в Братиславе, Золотой знак почета ООН, Гран-при «Золотой карандаш» конкурса фантастического рисунка в Голливуде...
— Почему вы работаете в США, а иллюстрации издаете в Украине?
— Самому в Штатах издаваться непосильно — это очень дорого. Здесь, в Киеве, я за 600 долл. могу отпечатать книгу в очень хорошей типографии. А там кто возьмется?.. Я не уверен, что нашел бы издателя для «Петербургских повестей», «Записок сумасшедшего», «Корабля дураков»... Там подобное дают только очень знаменитому человеку. Мало того, очень знаменитому человеку, максимально чувствующему специфику американского мышления.
Чтобы заинтересовать американцев, «Корабль...» должен быть другой по характеру — более занимательным, смешным. Карлики прыгали бы друг через друга, хватали один другого за хвост. Я должен был бы уподобить «Корабль...» «Микки-Маусу». Американский зритель к изобразительному искусству подготовлен через мультипликацию, и художники-мастера делают ее классно. Американцы любят забавное, развлекательное и не склонны мудрствовать, ломать мозги. Кафка со своим усложненным и болезненным миром не их автор.
Но то, что часто показывает Голливуд, — это необязательно распространяется на всю культуру Америки. В их издательствах цензура, как у нас во времена Сталина! «Так делать нельзя! Нет, дети это не поймут!.. А это что? Черный, но у него белое лицо? Это что — расистский намек? Вы издеваетесь над этой этнической группой? А вот здесь... Вы знаете, она очень похожа на известную киноактрису. Вы что, ее срисовали? Нет, это невозможно, она подаст на нас в суд!»
Разница только в том, что во времена Сталина вкусы масс подтягивали к нужной идеологии, а в Штатах любую идею подстраивают под вкусы масс. В американском издательском деле от художника требуют делать «шоколад-шоколад-шоколад»: «Дети любят сладкое, и мамочки любят сладкое!» Поэтому ходы, которые предпочитаю я, там не проходят. А мне потакать подобным вкусам неинтересно — я ставлю перед собой другие задачи, связанные с раскрытием философии текстов. Впрочем, сегодня тиражи, связанные с изобразительным искусством, в Штатах значительно падают. Потому что дети прикипели к компьютерам, не хотят ни читать, ни даже смотреть картинки. Они смотрят картинки на компьютере, а не в книге.
— А как обстоят дела во взаимоотношениях художников с галерейщиками? Капиталистические галереи, насколько известно, ориентируются преимущественно на коллекционеров, а у этой публики вкусы как будто повыше обывательских. Ведь изобразительное искусство нередко выступает как сфера капиталовложений.
— В Штатах полный диктат галерейщика. Только в Нью-Йорке 700 галерей — но и художников 90 тыс., а в Америке — 5 млн.! Ежедневно толпы художников пробиваются в галереи со своим портфолио. И если галеристу не нравится хоть что-то, с нашим братом особо не церемонятся. Мало того, не в каждую галерею попадете. Вы там просто не нужны ни как зритель, ни как спец. Они перебирают не только художниками, но и посетителями, любителями искусства. Есть своя клиентура, которая сложилась на протяжении длительного времени. Эти люди приходят постоянно или присылают своих агентов. Это совершенно другая система. Вообще все другое! Ничего общего с ситуацией в Украине! Украина — «велике село»!
Есть галереи совершенно потрясающие! Я был в такой в Лос-Анджелесе. Продавалась литография Матисса. Неизвестно, Матисс это делал или кто, ну, под Матисса. Начальная цена — 100 тыс. Цены сумасшедшие! Была еще какая-то вещь, не помню... Полтора миллиона. И это не предел. Есть галереи, которые специализируются на реалистическом искусстве (портреты, пейзажи и пр.), на абстрактном... Продается все, что человечество сотворило на протяжении всей своей истории, вплоть до египетских мумий какой-нибудь кошки, ребенка или второразрядного фараона! Галереи Нью-Йорка — это целый мир! Причем мир очень профессиональный.
— Произведения авторов прошлого или артефакты — это мистификация или оригиналы?
— И то и другое.
— Вам посчастливилось попасть в крупную галерею в качестве зрителя. А в качестве художника?
— Я работал с несколькими галереями, выставлялся. Правда, не с самыми крутыми. В Америке художник, желающий быть известным и интенсивно покупаемым, должен массу времени и энергии отвлекать от творчества на тусовки. И неважно, хочется или нет.
— Какую часть времени американского художника отнимают эти тусовки? Большую, чем само творчество?
— Да. Надо еще поддавать наркотики, вести эпатажный образ жизни. И, желательно, быть «голубым».
— Не хочется «расширять сознание»? Какой-то вы «непрогрессивный»...
— Не хочется. Как-то не нуждаюсь.
— Вы несколько раз выставлялись в Штатах. Какой была критика?
— Критику вы покупаете. Или галерея, которая вас представляет, если вы достаточно раскрученный. Допустим, в «Нью-Йорк таймс» небольшая публикация стоит 3 тыс. долл. Публикация в журнале для коллекционеров и по современному искусству (совмещено несколько изданий) — 8 тыс. долл. Это было 10 лет назад. Сейчас все существенно подорожало. Мне предлагали такие публикации, и эти предложения, в общем, были признанием, без сомнения. Но денег не было...
Если критику заплатили, он уже не напишет, что вы полный идиот, а мягко это обойдет. Все заказывается. Ну а если «Нью-Йорк таймс» скажет, что ты гений, все — капец, ты улетаешь в небеса!
— И это хваленая американская незаангажированная пресса?!
— Там очень много вещей, которые не вписываются в представления нашего человека о совершенстве и справедливости.
— Что изменяется, если воспользоваться услугами агента?
— Что агент, если в связи с кризисом работы становится все меньше! Не так давно агент моему коллеге принес заказ — изготовить макеты открыток к Рождеству... Но если уж он работу нашел, то заплатит, половина — ему, половина — художнику. В Украине агентов я пока не видел, а издательства художникам платят гроши. Здесь вообще грабеж среди бела дня.
— По-вашему, издатели такие, галеристы сякие, агенты никакие. Не может быть, что вы рассказываете про «зеленый виноград»?
— У многих людей искусства из Старого Света отношения с Америкой не сложились. Неважно даже, из соцлагеря они или из капстраны. Примеров, когда Америка не приняла достойных мастеров, много. Упомяну только одного европейского деятеля искусств — Брехт. Он в Америке не получил желательного контакта со зрителем. Они не понимали его гротеск. Поэтому он там не прижился...
А я в придачу ко всему еще и график. Графика в Америке не ценится. Не вызывает у галерейщиков большого восторга, потому что это бумага. Все, что сделано на бумаге, особого хода не имеет. Нужны холст, масло и...
— ...Мрамор, бронза?
— Да. А я камерный художник и люблю графику. Ну есть художники с такой наклонностью! Графика более ориентирована на рациональное начало, на поиск смыслов. Мне жена советует, чтобы я делал попроще... А мне неинтересно проще делать! Уже и младшая дочь говорит: «Папа, мы знаем, что ты гениальный. Но где деньги? Что ты делаешь? Это никто не покупает, никто не понимает!»
Но, помимо рыночных механизмов, западное искусство имеет еще и такое мерило, как конкурсы, фестивали, бьеннале. Работая за границей, я был отмечен — прошу прощения за вынужденную нескромность — рядом наград, в числе которых премия «Золотое яблоко» в Братиславе, Золотой знак почета ООН, Гран-при «Золотой карандаш» конкурса фантастического рисунка в Голливуде...
Закрытие Америки
— Вы сказали, что в Штатах две трети населения недовольно своей работой. Тем не менее в эту страну продолжают ломиться со всех концов света...
— Но не все, кто туда устремляется, заканчивают хорошо. Штаты поставили шестиметровый забор на границе с Мексикой. Вдоль границы рассредоточено 26 тыс. стрелков, из снайперских ружей расстреливающих мексиканцев-нелегалов. Отстреливают, как дичь. Уже убили более 20 тыс. человек.
— Видимо, нам повезло, что не имеем общей границы со США...
— Рано радоваться. Если не мы к ним — так они сюда. Американцы нас тут, на месте, поэксплуатируют. Откачают здешние полезные ископаемые, выжмут почву и людской ресурс. Мы им нужны только в качестве рабов.
— Вы сказали, что в Штатах две трети населения недовольно своей работой. Тем не менее в эту страну продолжают ломиться со всех концов света...
— Но не все, кто туда устремляется, заканчивают хорошо. Штаты поставили шестиметровый забор на границе с Мексикой. Вдоль границы рассредоточено 26 тыс. стрелков, из снайперских ружей расстреливающих мексиканцев-нелегалов. Отстреливают, как дичь. Уже убили более 20 тыс. человек.
— Видимо, нам повезло, что не имеем общей границы со США...
— Рано радоваться. Если не мы к ним — так они сюда. Американцы нас тут, на месте, поэксплуатируют. Откачают здешние полезные ископаемые, выжмут почву и людской ресурс. Мы им нужны только в качестве рабов.
Справка «2000»
Юрий Чарышников, украинский художник-график. Родился 4 января 1947 г. во Львове, в 1971 г. окончил Львовский полиграфический институт. Проживает в США. Его произведения экспонировались на 45 выставках в 20 странах.
http://2000.net.ua/2000/aspekty/art/75492
Юрий Чарышников, украинский художник-график. Родился 4 января 1947 г. во Львове, в 1971 г. окончил Львовский полиграфический институт. Проживает в США. Его произведения экспонировались на 45 выставках в 20 странах.
http://2000.net.ua/2000/aspekty/art/75492
